|
Стр.: 1 2 3 4
2000–2002
Философские и психологические аспекты динамики ментальности в условиях информационного общества.
Руководитель проекта: Л. М. Морева, РФФИ, проект № 00-06-80065а
Описание и этапы проекта
Проект является долгосрочной исследовательской программой, базирующейся на концепции международного философско-культурологического практикума, предполагающего обращение к живым коммуникативным формам философских и междисциплинарных дискуссий, бесед, тематически сосредоточенных конференционных обсуждений, направленных на содействие целостному пониманию тех динамичных процессов, которые происходят в современной культуре на рубеже тысячелетий в условиях информационного общества.
Создание многопланового коммуникативно-информационного пространства, обеспечивающего развитие междисциплинарных практик в сфере гуманитарного знания; содействие пониманию культурных процессов в их сложной динамике, исследование этических аспектов деятельности человека, его свободы и ответственности в пространстве современной культуры, в условиях и особенностях информационного общества — таковы конечные цели проекта. Проект предусматривает проведение международных встреч и семинаров по вышеназванным проблемным сюжетам и издание тематических выпусков Международных чтений по теории, истории и философии культуры.
В 2001 году успешно продолжена разработка концепции фундаментальных исследований современной культуры, выявлены основные линии междисциплинарных исследовательских практик, позволяющие удерживать феномен целостности культуры в его многообразии и неповторимости. Продолжено рассмотрение философских и психологических аспектов глубинной динамики ментальности в условиях информационного общества. Исследовательское внимание к динамике ментальности, к ее сдвигам, смещениям, трансформациям и преображениям предполагало обращение к исторически длительному времени и культурно протяженному пространству как необходимым условиям философско-культурологического компаративного анализа.
В 2001 году реализация проекта включала:
- разработку концептуально-теоретического аппарата анализа феномена культурно- экологического кризиса и его влияния на динамику ментальности;
- рассмотрение социального воображения в динамике современного исторического процесса;
- рассмотрение актуальных технологий художественного опыта в искусстве ХХ в;
- философско-культурологический анализ феномена повседневности;
- метапсихологический и лингвистический анализ измененных состояний массового сознания (наркореволюция или наркоэволюция? — контркультура и сознание);
Был продолжен концептуальный анализ основных факторов, влияющих на трансформацию восприятия человеком себя и окружающего мира и определяющих динамику ментальности.
Совместно с кафедрой ЮНЕСКО по компаративным исследованиям духовных традиций, специфики их культур и межрелигиозного диалога была организована и проведена сеть компаративных междисциплинарных исследований базовой иерархии ценностей в традиционных мировых религиях и в новых религиозных движениях. Центральным звеном этапа явилась организация и проведение Первого международного цикла философско-религиозных дискуссий «Онтология диалога как основная ценность культурного и религиозного опыта», прошедшего под эгидой ЮНЕСКО при поддержке РФФИ 16-21 июня, 2001 г. в Санкт-Петербурге.
В 2002 году были продолжены комплексные исследования культуры как сложно структурированного пространства коммуникативных стратегий, изменение или переориентация которых незамедлительно сказывается на всех аспектах человеческого бытия. Продолжено рассмотрение философских и психологических аспектов глубинной динамики ментальности в условиях информационного общества.
По данной тематике совместно с кафедрой ЮНЕСКО по компаративным исследованиям духовных традиций, специфики их культур и межрелигиозного диалога был организован Пятый международный философско-культурологический конгресс «Творение — Творчество — Репродукция: Мудрость Творца, Разум Дедала, хитрости хакера», прошедший под эгидой ЮНЕСКО при поддержке РФФИ 7-12 сентября, 2002 г. в СПб НЦ РАН.
Полученные важнейшие результаты:
Исследовательское внимание к динамике ментальности, к ее сдвигам, смещениям, трансформациям и преображениям предполагало обращение к исторически длительному времени и культурно протяженному пространству как необходимым условиям философско-культурологической компаративистики. Опыт реального взаимодействия исторического, эпистемологического, лингвистического и психологического подходов к изучению динамики ментальности в современном обществе определялся, прежде всего, самим предметом изучения. Ментальность как один из наиболее сложных феноменов человеческого присутствия в мире дает о себе знать как внешним, так и внутренним образом: глубинные ценностные ориентации, характер мотиваций, доминирующих эмоций и настроений, предрассудков и прозрений, с одной стороны, и событийная инфраструктура поступка, с другой, определяют, соответственно, экзистенциально-психологические и социально-исторические размерности ментальности.
В качестве основных факторов, влияющих на трансформацию восприятия человеком себя и окружающего мира были рассмотрены следующие:
- характер и степень устойчивости принятой в социуме иерархии базовых ценностей;
- характер и возможности творческой самореализации, отношение к традиции и новации;
- парадигмальная смена когнитивных установок: космоцентризм, теоцентризм, антропоцентризм, прагмацентризм, нооцентризм;
- смена типов и механизмов социализации, властных инфраструктур и социальных иерархий;
- фактор саморефлексии, экзистенциальной и социальной свободы / ответственности личности;
- парадигмальная смена коммуникативных стратегий, этических и эстетических ориентаций;
- опыт откровений и мистических прозрений;
- опыт катастроф, в т. ч. экзистенциальной, экологической и антропологической.
В отличие от предшествовавших эпох, когда в культуре доминировали устойчивые, выработанные веками тенденции, современная культура характеризуется нарастающим динамизмом, появлением совершенно новых направлений и течений, нетривиальным взаимодействием разных уровней и областей, существенным стиранием граней между «низкими» и «высокими» жанрами, — все это делает современный культурный процесс чрезвычайно сложным и неоднородным по своей структуре и требует исследовательского внимания с позиций компаративного анализа, ориентированного на выявление различных пластов культурной самобытности и прояснение творческих возможностей межкультурного диалога.
Внешняя интенсивность современных культурных процессов ведет также к своеобразной актуализации вопроса о внутренних константах культуры как таковой, о тех предельных образах, символах и смыслах, которые определяют онтологические и экзистенциальные размерности присутствия человека в мире, кристаллизуют пространство бытия человеком. Происходящий ныне в культуре поиск новых возможностей продуктивного синтеза философского, научного, художественного и религиозного опыта также требует фундаментальных, методологически выверенных исследовательских практик, предполагающих предельно внимательное отношение к корневому пространству традиций. Достаточно новым процессом, подчеркивающим необходимость более тщательного анализа структуры и норм современной культуры, является наступление»массовой культуры», вовлекающей в свою сферу практически все слои населения и в значительной степени потеснившей «высокую» культуру. Западное общество уже осознало эту опасность и активно ищет средства для противостояния ей. В России наступление массовой культуры в настоящее время приобрело опасные формы, без выявления механизмов противостояния которым возможны необратимые утраты достояний нашей многовековой национальной культуры.
Авторский коллектив проекта в течении ряда последних лет активно работает над программой «Фундаментальных исследований современной культуры», главной целью которой является выделение основных линий развития культуры и философии и доказательство того факта, что общей целью этого развития (независимо от конкретной сферы культуры) является достижение человеком состояния «самоидентичности», понимания себя как свободного, творческого и ответственного «начала» мира. Одна из ведущих задач проекта — проблематизировать философские и психологических аспекты глубинной динамики ментальности в условиях информационного общества.
Человек сегодня имеет дело с серьезными смещениями в парадигмальной системе координат ценностно-онтологических ориентаций. При всей гибкости этой системы, требуется определенная бдительность для сохранения ее жизненной силы, которая заключается в принципиальной отличенности путей «нисхождения» и «восхождения». Любое игнорирование этой отличенности, нечувствительность к ней, тем более онтологическая и моральная индифферентность ведут человека к ориентационному кризису, к тотальному обессмысливанию собственного существования, к экзистенциальной опустошенности. Как следствие, требуется предельно внимательное и чуткое отношение к Традиции, для того чтобы реальная опасность произошедшего парадигмального смещения в топосе бытия была преодолен.
Резкое повышение интенсивности современных культурных процессов ведет к постоянному воспроизведению так называемого «культурного шока» в массовом и каждодневном порядке. Как следствие, утрачивает академическую отвлеченность и переходит в разряд актуальных тем проблема предельных образов, символов и смыслов, которые определяют онтологические и экзистенциальные размерности присутствия человека в мире. Как следствие, культурологическое исследование приобретает черты доминирующего звена в программе переустройства культурной перспективы на уровне как «мегаструктур» по А.Тоффлеру, так и каждодневного существования отдельного человека.
Стихийность и неуправляемость мировой информационной сети, глобальный и разнородный объем ее информационной базы и скорость доступа создали предпосылки к образованию в массовом сознании разного рода мифов об Интернет, которые оказывают влияние и на тематику и характер некоторых гуманитарных (психологических) исследований. Интернет рассматривается как особая, совершенно отличная от всех известных, уникальная среда деятельности, производящая особое влияние (проблема Интернет-аддикции), особый продукт (проблема виртуальной реальности) и требующая особого взаимодействия (проблема «человек—компьютер», проблема Интернет-общения). Благодаря Интернет-приложениям (ICQ, IRC, Chat, конференции) задаются условия для общения, отличного от всех ранее известных форм коммуникации.
Особенностями Интернет-общения являются: добровольность и желательность контактов; неограниченное число выборов потенциальных коммуникантов; анонимность; снятие жестких социальных конвенций; взаимодействие различных культурных слоев; отсутствие паралингвистических компонентов речи. Некоторые исследователи предполагают, что перечисленные условия взаимодействия рождают новую идентичность, новое самосознание — «виртуальное Я» (в противоположность «реальному» или «актуальному Я», существующему вне «виртуальной реальности»). Необходимо говорить не о рождении нового образа-Я, а об актуализации тех или иных фрустрированных или невостребованных в реальном взаимодействии аспектах Я-концепции, существующих на сознательном или неосознаваемом уровне и входящих в «границы Я» (термин Федерна). Интернет является лишь условием, благоприятствующим подобной актуализации, а не причиной. Это объясняет и то, что многие пользователи Интернет не играют идентичностями. Либо они ощущают свое Я достаточно реализованным, либо границы Я не достаточно широки, ригидны и не включают в себя многообразия возможных образов-Я. Гипотеза о том, что игры идентичностями (исключая подростковый и юношеский возраст, где подобные явления могут объясняться кризисом идентичности (по Эриксону) связаны с особенностями Я-концепции (пластичностью, границами Я) стала предметом нашего экспериментального исследования. Подтверждение данной гипотезы будет и подтверждением того, что многоаспектность и «протеевский стиль» Я-концепции будет все более проявляться и в актуальной действительности при условии наблюдаемых и прогнозируемых изменений в социокультурном пространстве, таких как снятие жестко очерченных границ социальных институтов (семьи и т.д.), уменьшение давления стереотипов и конвенций, полифоничность и разноплановость культуры и других.
Проблема противостояния религии и наука, науки и философии, философии и религии связаны прежде всего с исторической дискурсивной нормой, трактуемой в непересекающихся и несопоставимых аспектах: бытие — долженствование, истина — ответственность, знание — вера. Диалог — выход в иное культурное семантическое пространство, более широкое или чужое, — сопряженный с необходимостью учитывать иную логику видения, поскольку дискурсивная норма связана с устойчивым социокультурным фоном в виде здравого смысла, мировоззренческих, научных, этических установок, определяющих глубинные интенции субъектов и механизмы понимания. Напряженность в ситуации диалога создают функционально активные носители культуры — не только людей, но и внеперсональные знаковые системы и концепты. Когнитивная реальность присуща и познавательной области (научная практика), и ценностной (религия, аксиология), и области философии. Если иметь в виду, что наука опирается на познавательную интеллектуальную практику, религия — на мифологическую, а философия — на синтез познавательной и понимающей интеллектуальных практик, то в семантическом поле диалога несомненно есть общее пространство, допускающее возможность взаимопонимания и общего языка, в виде некоей универсологии.
Новый диалог науки, религии и философии ориентирован на носителей культурных смыслов, которые не всегда выражены в осознанной теоретической форме. Опыт иррациональный в развертывании диалога в существенной мере определяет возникающий полилогос, который фиксируется в бинарных оппозициях антропологического опыта (мировоззренческих и конфессиональных). Именно полилогос, выстраивающий барьеры непонимания, составляет суть современной проблемы поиска единства в постижении мира в науке, философии, религии. Различия между воображением и рациональным мышлением относятся к способу извлечения и создания информации. Образное мышление характеризует целостность восприятия, «моментальное» выделение смысловых связей, на этой основе возникает многозначный контекст. Словесно-понятийное мышление перерабатывает информацию путем отбора и сопоставления существенных моментов, образуя более или менее однозначный контекст, который необходим для взаимопонимания в социуме. Эта мыслительная способность развивается в человеческой культуре как логическое мышление. Образы, которыми оперирует воображение человека, имеют не столько чувственную, сколько когнитивную природу. Индивидуальность человека определяется неповторимостью внутреннего когнитивного пространства, фиксирующего его интеллектуально-эмоциональный опыт и способного при столкновении с той или иной ситуацией разворачиваться в определенный контекст или сворачиваться в образ.
Единицами когнитивного пространства выступают смысловые структуры: понятия, чувственно-эмоциональные образы — гештальты, метафорически свернутые концепты. Категориальные и концептуальные структуры, сложившиеся в процессе жизненного опыта и воспринимаемые индивидом в качестве «здравого смысла», образуют своеобразную контекстуальную макроструктуру актуального действия. Она естественным образом (само собой разумеющимся) направляет динамику индивидуальной деятельности и создает смысловую почву для интуитивных озарений. Менее упорядоченные узлы интеллектуально-эмоционального опыта, готовые к движению и развертыванию в определенный контекст, представляют субкультурные стереотипы сознания, которые всегда содержатся в подсознании ниже уровня концептуализации.
Главный эффект работы воображения — изменение категориальных и концептуальных структур сознания, трансформация основных координат когнитивного пространства в процессе осмысления и понимания реальности. Построение эвристических моделей предстает как образование метафоры, требующей активного участия как понятийного, так и образного мышления, интеграции однозначного контекста и многозначного. Интеллектуальное движение от восприятия ситуации к сотворению ее когнитивной модели и далее через метафору к символическому или образному представлению, — отражает внутреннюю динамику когнитивного пространства через взаимосвязь контекстуальных стратегий мышления и воображения. Метафорическое мышление оказывается основополагающим когнитивным процессом в работе воображения, без которого невозможно понимание и новое знание.
Главной особенностью виртуальных реальностей, создаваемых компьютерной техникой, является минимизация опыта живой человеческой телесности при активном продуцировании иллюзии его полноты. Происходит своеобразная десоматизация личности. «Мое живое тело», которое является даже с точки зрения самого строгого философского рассуждения (например, в феноменологии Гуссерля) основой самоидентификации человека, перестает выполнять эту базовую роль. Движение в виртуальной реальности замещает опыт чувственного контакта, касания, телесного переживания и реагирования. Благодаря компьютерным технологиям, человек приобретает все более полную возможность разнообразнейших переживаний, в том числе имитирующих наиболее интимные стороны жизни. В сущности, это уход в новую — электронную — среду обитания, где личность приобретает возможность идентифицироваться с ею выбранными виртуальными телами и во все большей степени эмансипироваться от своей живой телесности.
Создание виртуальных реальностей является одним из устойчивых признаков функционирования культуры вообще. Таков, например, опыт всякого искусства: художественное произведение неизбежно оказывается — в большей или меньшей степени — эстетическим замещением непосредственной действительности. Но до появления мощных масс-медиа и в особенности тех возможностей, которые предоставляет современная компьютерная техника, виртуальные реальности культуры интегрировались в жизненный мир личности и не служили ему альтернативой. Напротив, современные компьютерные технологии стремятся создать полный электронный аналог человеческого мира, создавая тем самым возможность ухода человека в кибер-пространство.
Виртуальные реальности создают принципиально новую ситуацию самоопределения и действий личности в культуре, которую — при всей ее потенциальной опасности — нельзя оценить сугубо негативным образом. Три возможных сценария развития этой ситуации: во-первых, симбиоз виртуальных реальностей с традиционным жизненным миром; во- вторых, внутрикультурный конфликт системы ценностей, основанных на опыте живого тела и чувствования с универсумом виртуальных миров; в-третьих, прогрессирующая эрозия опыта живой телесности под воздействием разнообразных электронных сред и радикальное изменение вследствие этого качества человеческой культуры. «Фундаментальная потеря ориентации» (тезис П.Вирильо) означает фундаментальное изменение перспективы сознания, его возможностей и предметностей, вызванное развитием информационных супермагистралей, конвергенцией компьютерных и телекоммуникационных систем. На информационных сверхскоростях возникает новая перспектива реального времени, визуальный и аудио- контакт замещаются телеконтактом и отстраняют привычную пространственно-временную перспективу на второй план — сознание начинает фатально опаздывать. «Надвигается угроза стерео-реальности. Тотальная утрата определенностей индивидуального проявляется все больше. Существовать, существовать в ситуации, здесь и сейчас, hic et nunc. — вот над чем очевидно нависла угроза со стороны киберпространства и мгновенно передаваемых, глобализированных информационных потоков. Разрушение восприятия того, что есть реальность — вот, что лежит за поверхностью этих явлений; это шок, ментальное (душевное) потрясение. И этот эффект должен нас интересовать. Почему? Потому что любой прогресс в технике всегда достигался с одновременным возникновением его специфических негативных аспектов.
Очевидно, специфический негативный аспект этих информационных супермагистралей — это именно утрата ориентации в отношении инаковости, Иного, это разрушение отношений с Другим и миром. Очевидно также, что эта утрата ориентации, эта не-ситуация, ведет к глубокому кризису « Означает ли фундаментальная потеря ориентации неизбежный фундаментальный кризис идентичности — невозможность для сознания выработать дискурс self, личности? Имеем ли мы здесь дело с возникновением глобального сознания и кризисом перехода к нему? Существует ли в этой ситуации потенциал возникновения принципиального нового типа сознания и идентичности? Возникающий виртуальный дискурс информационных супермагистралей и конвергенции компьютерных и телекоммуникационных систем оформляется как новая дискурсивная формация, новый функционально-коммуникативный принцип культуры и, следовательно, новая сфера возможной интенциональности. Именно виртуальный дискурс становится теперь основой выработки дискурса-о-себе — идентичности, «сознательности». Это не просто кризис прежних основ идентичности, но новая виртуальная идентичность. Ее характеризуют отсутствие центра и ядра идентичности (главной интенции себя), симулятивное преодоление экзистениции в пользу агональности, возможность неограниченного продуцирования дискурсов о себе, установка на сверх-перфомативность сознания (сверх-скорость, реальное время у Вирильо), использование принципиально иного принципа памяти, возможность радикальной трансформации телесности и радикального моделирования сознания. Она размывает привычный фундамент идентичности: культурные рамки и социальные роли, миры приватного и публичного, половую идентичность, психологические установки. «Фундаментальная потеря ориентации» характеризует, таким образом, лишь определенную стадию формирования виртуальной идентичности.
Нелинейная, симультанная организация ткани постмодернистского текста культуры определяет «ризоматичность» процесса его восприятия. Бесконфликтная, нетравматичная с обеих сторон коммуникация характеризуется поверхностностью, ситуативностью, свободной вариативностью, необязательностью. Восприятие, как и процесс творчества, приобретает инклюзивный, включающий характер, обнаруживая такие качества как: процессуальность, бесконечность, интенсивность, манипулятивность, отсутствие глубины. Легкость творения поддерживается легкостью восприятия. Технология символического суммирования стимулирует «эффект проскальзывания», характерный для постмодернистской рецепции. На завершающей стадии развития постмодернистской парадигмы границы искусства стремятся совпасть с границами жизни.
Актуальными становятся художественные практики, имитирующие жизненные ритмы и процессы повседневности. Создание произведений без участия публики и вмешательства теоретической рефлексии — одна из новейших художественных технологий актуального искусства последних лет. Авангардистская технология творчества декларирует сближение логики искусства с жизнестроением, что формирует художественный образ, нацеленный на осуществление эстетической программы. В идеале техника искусства должна совпасть с технологией жизни, образуя новую прагма-семантическую среду. Модернистская технология ориентируется на критерии новизны, уникальности, элитарности и неповторимости. Лежащая в ее основе задача корректировки мировоззрения по принципу соотнесения феноменов материального мира с идеальным прообразом, определяет формирование «катарсической оптики». Последняя рождается в процессе создания и проживания «трудных» условий восприятия, что на уровне языка искусства сказывается в предельном усложнении формально-выразительного ряда. Постмодернистская технология характеризуется использованием приемов цитирования, комбинаторики, суммирования и взаимозаменяемости частей. Вслед за утратой ценностной, художественной и психологической иерархии разрушается и «катарсическая модальность» модернистской оптики. Поэтика подъема и вертикальной устремленности сменяются горизонталью соположенных рассеиваемых, распыляемых, бесконечно продуцируемых смыслов. Игровая, отстраненная, «прохладная» оптика уверенно сменяет в постмодернизме парадоксально-креативную оптику авангарда и мучительно-возвышающую модальность модернистского видения.
Художественная практика сегодня создает уникальную ситуацию, пришедшую на смену уникальности произведения. Ценность интеллектуальных объяснительных процедур падает на фоне кристаллизации новой чувственности, основанной на экзистенциальной игре. Принцип современной рецепции — полнота персонального опыта, рождающегося из стремления испытать и описать, но едва ли объяснить и проанализировать. Стремясь к тотальности, современное искусство занято обнаружением неизведанных пластов жизненного опыта, преломленных сквозь призму игры. Общение в постиндустриальном обществе подпадает под влияние общекультурных факторов: глобализации, плюрализации, увеличения пределов и темпов взаимодействия. Иерархический тип взаимоотношений постепенно сменяется сетевым, предполагающим большую вариативность и спонтанность общения. Ситуативность как основная характеристика общения предполагает учет кратковременности и изменчивости факторов среды. Требование адекватности включает готовность к неограниченной гибкости и мобильности при полном отказе от репрессивных и агрессивных практик. Обязательные для всех требования к общению направлены на достижение максимального терапевтического компенсаторного эффекта, нивелирующего шок от межличностного контакта. Партнер по взаимодействию традиционно понимаемый как Другой, Чужой, Чуждый, а потому опасный, мгновенно превращается в своего, благодаря своеобразной культурной мимикрии.
Субъект общения, поддерживающий актуальные культурные практики, подчеркнуто плюралистичен, а формы, в которых оно протекает, — нетравматичны. Такие характеристики современного общения как случайность и кратковременность при высокой скорости и возрастающем разнообразии не расцениваются больше как негативные. Терапевтический компенсаторный эффект общения в постиндустриальном обществе тесно связан с увеличением влияния массовой культуры. Если авторские культурные практики по-прежнему направлены на выявление симптома, диагностику и «хирургическое вмешательство» (медицинский «дискурс» как форма культурной рефлексии подробно и плодотворно разработан группой «Медицинская герменевтика»), то массовая культура открыто стремится к компенсации, используя техники гипноза, психоделического транса и арт-терапии. Пути элитарного и массового искусства постепенно расходятся. Первое движется в сторону усиления жесткости и шокового эффекта, то есть использует «клинический опыт», второе все более склоняется к «терапии», работая с миром иллюзий и грез. Широко известные черты постмодерной культуры — гедонизм и тяга к наслаждению реализуются в повышенном дружелюбии субъекта массового общения, стремящегося если не к восстановлению целостности, то к поддержанию адекватности. Этим задачам отвечают актуальные культурные практики, направленные на сохранение социального здоровья. Общество вступает в полосу кризиса, когда растущий энергетический потенциал технологий существенно превосходит возможности нормативной регуляции.
В результате общество либо продолжает наращивать напряжение экологических и социальных конфликтов, либо успевает совершенно перестроить технологические, организационные и информационные организационные параметры деятельности. В обоих случаях общество прекращает свое существование в том виде, который был ему присущ до кризиса, однако, при этом происходит формирование нового облика социокультурной системы. Каждый переход к новому уровню развития сопровождается разрушением установившейся гармонии и равновесия всех подсистем социокультурной метасистемы и наступлением хаоса, в котором зарождается основание, базис новых ценностных установок. Наиболее фундаментальные ориентиры и ценности остаются практически неизменными, помогая регулировать жизнь общества в период хаоса, и являются основой для выхода из социокультурного кризиса.
Нелинейность социальной эволюции объясняется динамическим рывком, который делает социокультурная система в противостоянии возрастающей в ней энтропии. Этот рывок связан с открытием новых способов энергетической подпитки системы, которые могут осуществляться за счет экспансивного пространственного освоения ресурсов, оптимизации использования ресурса, а также за счет развития способов накопления и использования информационного ресурса.
Новизна полученных результатов
Акцент на междисциплинарном и фундаментальном подходе к глубинным основаниям современной культуры, анализ сложной динамики духовно-этических и ценностных ориентаций на рубеже тысячелетий, предельное внимание к изменениям в сфере сознания, к тому, что происходит в умах людей, в их представлениях о ценностях и смыслах, содействие развитию диалога между культурами, активное развитие международного сотрудничества в сфере междисциплинарных и философско-гуманитарных наук — таковы основные цели и задачи проекта, реализованные за отчетный период.
Стратегическая значимость исследовательских усилий не только для понимания и описания происходящих в современной культуре процессов, но и для предельно достоверного прогнозирования их возможных последствий, несомненно, неизмеримо возрастает в условиях ориентационно-ценностных исторических трансформаций, с неизбежностью которых имеет дело современное человечество. Рассмотрена проблема технологий саморепрезентации, формирования структуры идентичности и ее трансформации под влиянием социокультурных изменений.
В сложившемся на сегодня типе ментальности, условно именуемом постмодернистским, сформировалась структура идентичности с размытыми контурами и меняющимся содержанием. Отсутствие иерархии ценностей, четкой артикулированности алгоритмов поведения, вкусовой плюрализм определили разрушение связей «центр — периферия» в структуре идентичности. Изменение образа Я произошло под влиянием трансформации самосознания, чья организация демонстрирует движение от структурности к ризоматичности. В силу этого, идентичность вообще, и самоиденичность в частности, приобретает качества подвижности, вариабельности, пребывания под знаком возможного, а не действительного. Различного рода маски, фиктивные и ложные идентичности, имевшие место и в предшествующие эпохи, приобретают сегодня неограниченно широкое хождение. Проигрывание максимально доступного количества вариаций образа Я, примеривание к себе чужих моделей поведения и образов мысли усиливает элемент игрового начала в структуре саморепрезентации личности.
Динамика жизни и смысла, их непростые постоянно меняющиеся отношения друг с другом и реалиями повседневного существования являются теми глубинными факторами, которые оказывают существенное влияние на динамику культуры, и, как следствие, динамику ментальности в условиях стремительно развивающегося информационного общества.
Непредсказуема, а подчас и трагична судьба индивидуального человека и общества в целом в эпохи перемен. К социальным механизмам, формирующим образ власти и пробуждающим архаический стереотип власти следует отнести целенаправленную атомизацию и массификацию социума, терроризм и провокаторство (как методы намеренной дестабилизации), использование страха в сферах политики и власти, манипулирование общественным сознанием посредством СМИ, моделирование харизмы политического лидера. Таким образом, имеет смысл говорить о сознательной, насильственной политической мифологизации социума.
Генезис бонапартизма связан с разрушением ценностно-мировоззренческой ориентации личности и социума в целом в условиях системного кризиса. Господствовавшая в обществе ценностная, символическая и образная структура подвергается разрушению и уничтожению. В то же время индивиду и социуму в состоянии потерянности и страха навязывается другая система ценностей посредством «новых» стереотипов, образов и символов, которая персонифицируется в личности вождя. Интересы целого как целостности трансформируются в интерес части, выдаваемый и навязываемый как интерес целого. Бонапартизм в психологическом аспекте является превращенной формой психотерапии. В этом плане выявляется роль архетипов коллективного бессознательного в процессе политической мифологизации общества.
Рассмотрены общие закономерности предметной и поведенческой презентации, а также реконструкции глубинного личностного интереса, как проявлений динамики ментальности в условиях современного кризисного социума. Приведены предварительные аргументы в пользу принятия поисковой стратегии, получившей в современной культурологии название «культурной инсценировки», как конструкта, удовлетворительно объясняющего быстрые, внешне немотивированные сдвиги массовых предпочтений в современной литературной и политической жизни как посткоммунистического, так и постиндустриального общества. Этот анализ дополнен включением его результатов в более широкий контекст теории «информационной цивилизации» А. Тоффлера и его школы.
Рассмотрена также возможность анализа произведения искусства с точки зрения непредсказуемости продолжения сюжета и роли этой непредсказуемости в художественной форме «судьбы героя». Существенно то, что «новизна» как эстетический элемент оказывается сама по себе вторичным фактором, в то время как самым главным является именно «удивление». Концептуальное обновление эстетики представляется необходимым для анализа возникающего в условиях информационного общества нового эстетического сознания. Свидетельство этому — разрыв между художественной практикой и явно устаревшим концептуальным аппаратом, который так и остался привязан к дилемме психологизма и формализма, не разрешая ее. Форма остается предметом анализа, не удовлетворяя потребность в объяснении эстетических эффектов, а исследование последних оказывается лишенным привязки к конкретике воплощения художественных замыслов. Эта дилемма, общая для всех периодов развития эстетической ментальности, приобретает особое значение сейчас именно потому, что постоянное изменение формы воплощения замысла (от театра к фильму со спецэффектами, от него — к клипу, и так далее) само становится элементом художественного пространства. Но при этом, новизна сама по себе становится ценностью только в сочетании с гарантированным эстетическим эффектом от нее — удивлением. Именно понятие удивления может быть тем звеном, которого недостает для разрешения вышеупомянутой дилеммы, по крайней мере — в том, что касается сегодняшнего эстетического сознания. Технологии приносят с собой скорость, но скорость позволяет варьировать форму подачи, кодировать смысл во все новом и новом материале, приводя к новым и новым эстетическим эффектам.
Концептуальной проблемой оказывается сама конвенциональность знака, а следовательно — условность искусства. Способ кодировки смысла оказывает влияние на сам смысл. Такое понятие, как удивление, позволяет анализировать кодировку смыслов с нетривиальных позиций.
В целом проект был направлен на создание многопланового информационно-коммуникативного пространства, обеспечивающего динамичность междисциплинарных практик, их эпистемологическую и эвристическую значимость.
Стратегическая значимость исследовательских усилий не только для понимания и описания происходящих в современной культуре процессов, но и для предельно достоверного прогнозирования их возможных последствий, несомненно, неизмеримо возрастает в условиях ориентационно-ценностных исторических трансформаций, с неизбежностью которых имеет дело современное человечество.
Рассмотрена проблема технологий саморепрезентации, формирования структуры идентичности и ее трансформации под влиянием социокультурных изменений. Общение в постиндустриальном обществе подпадает под влияние общекультурных факторов: глобализации, плюрализации, увеличения пределов и темпов взаимодействия. Иерархический тип взаимоотношений постепенно сменяется сетевым, предполагающим большую вариативность и спонтанность общения. Ситуативность как основная характеристика общения предполагает учет кратковременности и изменчивости факторов среды. Требование адекватности включает готовность к неограниченной гибкости и мобильности при полном отказе от репрессивных и агрессивных практик. Обязательные для всех требования к общению направлены на достижение максимального терапевтического компенсаторного эффекта, нивелирующего шок от межличностного контакта. Партнер по взаимодействию традиционно понимаемый как Другой, Чужой, Чуждый, а потому опасный превращается в своего, благодаря своеобразной культурной мимикрии. Субъект общения, поддерживающий актуальные культурные практики, подчеркнуто плюралистичен, а формы, в которых оно протекает, — нетравматичны. Такие характеристики современного общения как случайность и кратковременность при высокой скорости и возрастающем разнообразии не расцениваются больше как негативные. Терапевтический компенсаторный эффект общения в постиндустриальном обществе тесно связан с увеличением влияния массовой культуры.
Если авторские культурные практики по- прежнему направлены на выявление симптома, диагностику и «хирургическое вмешательство», то массовая культура открыто стремится к компенсации. Пути элитарного и массового искусства постепенно расходятся. Первое движется в сторону усиления жесткости и шокового эффекта, то есть использует «клинический опыт», второе все более склоняется к «терапии», работая с миром иллюзий и грез. Наличие большого количества промежуточных форм, культурных опытов, не поддающихся однозначному артикулированию в терминах «патология — норма», определяет требование мобильности и гибкости, отказа от репрессивных практик как техник самозащиты.
В структуре воображения были проанализированы два основных аспекта действия внутреннего опыта: построение образа самоидентичности, то есть соотнесение себя с миром, и соотнесение мира с собой, в котором мир выступает как значимое. Осознание идентичности себя, построение образа Я начинается с освоения противоположения Я и Другого, той же фундаментальной оппозиции, с которой началась культура. Непредсказуема, а подчас и трагична судьба индивидуального человека и общества в целом в эпохи перемен.
Тяга к эталонному и парадигматическому типу поведения обусловлена тем, что любое действие и любой предмет обретает реальность исключительно путем повтора. Не имеющее образца для подражания лишено смысла. Повторение первичных архетипов, актуализирующее мифическое время, в котором было совершено действие — архетип, постоянно поддерживает мир в одном и том же всеобщем изначальном времени.
Рассмотрены общие закономерности предметной и поведенческой презентации, а также реконструкции глубинного личностного интереса, как проявлений динамики ментальности в условиях современного кризисного социума.
Приведены предварительные аргументы в пользу принятия поисковой стратегии, получившей в современной культурологии название «культурной инсценировки», как конструкта, удовлетворительно объясняющего быстрые, внешне немотивированные сдвиги массовых предпочтений в современной литературной и политической жизни как посткоммунистического, так и постиндустриального общества.
Контркультура пыталась создать новый тип культуры, основанный на раскрепощении человеческой чувственности и развитии эстетических способностей индивида. Выбор чувственности как доминанты новой культуры был обусловлен не только противопоставлением чувств разуму, но и принятием контркультурой утверждения, что культура владычества создается в результате репрессий против чувственно-эстетических устремлений личности. Человек должен рассматриваться как клетка универсального целого, у него должно формироваться чувство сопричастности эволюционному процессу. Осознание себя частью многоуровневого и многофункционального организма порождает чувство социальной ответственности перед сообществом и создает новые гуманистические идеалы, основанные на принципе любви, регулирующем межличностные отношения на индивидуальном и глобальном уровнях.
Такая установка видится весьма плодотворной, поскольку она ведет от индивидуализма современного типа культуры к пониманию единства человека и универсума. В новом сознании акцент перемещается с социального целого на индивида, его уникальность и неповторимость. Формирование новой чувственности как доминанты нового сознания включает в себя преобразование внутренней природы человека. Поскольку человек более не находится в прямой зависимости от внешней среды, его задачей является освобождение своей внутренней природы от догм репрессивной цивилизации и культуры. Фундаментальная стратегическая проблема выживания и развития заключается в поиске и нахождении средств радикального комплексного преобразования того типа развития человечества, который является господствующим в мире. Для перехода человечества к новому глобально-системному состоянию необходимо наличие комплексных многоцелевых механизмов.
Идея о наличии в культуре «внутренних механизмов для выработки неопределенности» и рассмотрение в связи с этим соотношения упорядоченного и неупорядоченного, невозможности единообразной упорядоченности всех элементов культуры позволяет даже на чисто семиотическом уровне прояснить многие очень тонкие культурологические процессы, выяснить динамическую суть культуры. Стратегическая значимость исследовательских усилий не только для понимания и описания происходящих в современной культуре процессов, но и для предельно достоверного прогнозирования их возможных последствий, несомненно, неизмеримо возрастает в условиях ориентационно-ценностных исторических трансформаций, с неизбежностью которых имеет дело современное человечество.
Сопоставление полученных результатов с мировым уровнем
Современность во всех ее проявлениях всегда представляет наибольшие трудности для ее научного изучения, но состояние общества, человека, культуры в конце XX века оказалось столь калейдоскопичным, противоречивым, многоликим, что вызывает у пытающихся разобраться в происходящем прямо противоположные суждения. Вызревает необходимость принципиально новых форм исследовательских практик и, в первую очередь, методологически выверенных междисциплинарных исследований, касающихся в целом культуры, языка, искусства, политики, общества. На уровне общекультурных мировых процессов, связанных с интенсивной дифференциацией, специализацией, размежеванием, с выработкой самозамкнутых языковых систем и ментальных структур, задача этаконкретизируется углубляющимся осознанием того, что дисциплинарные границы тормозят интеллектуальные усилия во многих областях, особенно в исследованиях, касающихся гуманитарной и социально-культурной сфер.
Осознание метафизических оснований культуры, не говоря об их активном освоении и проведении в жизнь, прямо зависит от направленности психологических процессов и состояний — или структуры «поля сознания», повторяя удачную метафору У. Джеймса, переиначенную А.Гурвичем в традиции зрелого гуссерлианства. Здесь авторскому коллективу представляется наиболее конструктивным принятие выработанной в американской научной традиции таксономии ведущих психологических направлений ХХ века, осмысленных как «общекультурные силы»: — от первой, сосредоточившейся на анализе «светлого поля сознания» (будь то отдельные мыслительные операции, изучавшиеся в рамках классического бихевиоризма, либо же когнитивные механизмы, осмысленные в концепции Крика-Коха); — ко второй — классического и позднего психоанализа, обратившегося по преимуществу к подсознательным процессам, либо, в зависимости от конкретного автора, к сфере бессознательного; — далее, к третьей — традиции гуманистической психологии, обратившейся к задаче освоения потенциально заданных «верхних слоев» сознания, притом не предполагающей выхода за пределы сложившейся личности, либо их принципиальной деформации; — и, наконец, к трансперсональному подходу — точнее, группе теорий «трансперсональной ориентации» — выдвинувшей задачу решительного выхода за границы привычной личности и ее пересоздания путем обращения к сверхсознанию, прежде всего представленному архетипическими механизмами и конструктами.
Весьма плодотворным нам представляется в последнем отношении вскрытие трансперсонального содержания лотмановской концепции семиосферы и более ранних концепций этого типа, прежде всего «закрытых универсумов семиотик», занявших свое место в системе раннего У. Эко. Раскрытие основного содержания этой концептуальной области с необходимостью предполагает анализ как плана содержания, так и плана выражения текстов, представляющихся членам данного социума значимыми в мета-психологическом отношении: — разработка плана выражения предполагает детальное изучение синтактики и прагматики этих текстов, на уровне как базовой семиотической системы (естественного языка), так и «вторичных моделирующих систем» (в терминологии Вяч. Вс. Иванова); — разработка плана содержания предполагает углубленное описание семантики таких текстов на обоих указанных уровнях, равно как особенностей процесса означивания (соотнесения концептов и денотатов), задаваемых особенностями мировосприятия и стратегиями активного приспособления к окружающей среде, приоритетными для изучаемого социума.
Противоположность метапсихологического и металингвистического подходов, до настоящего времени не подвергавшаяся специальному рассмотрению, может быть снята, по нашему мнению, в рамках концепции, по статусу сходной с классической психолингвистикой (прежде всего, в понимании А. А. Леонтьева и Московской психолингвистической школы в целом). Принципиальное продвижение в ее разработке представляется нам связанным с привлечением аппарата современной теории дискурса, отнесенной к сфере политико- философской рефлексии (в традиции прежде всего П. Серио). Весьма интересной частной проблемой в этом аспекте представляется сопоставление теории «альтернативных миров» (и соответствующих им дискурсов\нарративов), занявшей свое место в числе «доминирующих» (в терминологии В. З. Демьянкова) лингвистических теорий наших дней — и «виртуальных конструктов», разработанных, в частности, в рамках виртуальной психологии, с недавних времен активно разрабатываемой и на отечественной почве. В этом отношении, достаточно плодотворным представляется транскрипция «принципа Карнапа» (определившего интенсионалы как фунции, задающие экстенсионалы на поле «возможных \ альтернативных миров») применительно к семиозису на метапсихологическом плане. В ином, также частном плане, нашему исследовательскому коллективу представляется весьма конструктивной транскрипцияряда основополагающих концепций современной теоретической лингвистики применительно к метапсихологическому дискурсу. К ним прежде всего относятся: — восходящая к феноменологическому философскому анализу в традиции Э. Гуссерля — или, в ином аспекте, М. Мерло-Понти — идея понимания данности прототипов как необходимого условия репрезентации простых, «прототипических миров»; — восходящая к теории речевых актов (начиная от самого Дж. Остина), трактовка единой структуры всех пропозициональных актов (определяемой через конъюнкцию референции и предикации), сочетающейся с их помещением в контекст принципиально различных иллокутивных актов; — концепция ограниченности списка «максим дискурса», определяющая применимость «принципа кооперированности» по П.Грайсу.
В исследовании социальных, экономических и политических оснований культуры — наша стратегия состоит в отказе от объективистского, ориентированного на естественные науки, естественно связанного с формой «больших нарративов» анализа динамики ментальности, классическим примером которого может служить теория «социально-экономических формаций», и переходе к гуманизированному, ориентированному на гуманитарную парадигму, предполагающему деконструкцию «больших нарративов» анализу динамики ментальности, репрезентативным примером которого может служить теория символического интеракционизма, представленная в ряде вариантов, от Дж. Мида — до П. Бергера.
В качестве наиболее актуального материала для применения последнего подхода нам видятся изменения, происходящие на наших глазах по мере нарастания признаков постиндустриального, информационного общества, динамика ментальности членов которого определяется действием ряда первоочередных факторов, в структуре которых, следуя известному определению Д. Гриффина, мы в первую очередь различаем:
- индустриализацию, как процесс вовлечения всех аспектов ментальности в сферу влияния массового, стандартизованного производства;
- урбанизацию, как процесс вытеснения традиционной, сельской культуры и образование «мировой деревни»;
- технологизацию, как укрепление подлинного культа технологий, ориентированных на каноны естественных и точных наук;
- бюрократизацию, как завершение отчуждения народных масс от власти при сохранении декорума развернутых форм демократии;
- сциентизм, как «путеводную звезду» при осмыслении традиционных форм религии и конструировании ее новых разновидностей, ориентированных во всех случаях на квазинаучную презентацию;
- инструментальную рационализацию, включающую отказ от общественного признания личности человека, при сохранении и даже всемерном закреплении его индивидуальности;
- секуляризацию, как принципиальное вытеснение «политически некорректных» форм дискурса, к которым относятся в первую очередь духовные традиции, восходящие к монотеистическим «религиям откровения»;
- эгалитаризм, как сохранение внешнего равенства в социума, сопровождаемое укреплением власти слабо контролируемых, жестких корпоративных, транснациональных, нередко глобализованных властных структур;
- материализм, как отказ от любых форм трансцендентального или метафизического авторитета в современной культуре.
При разработке теоретических оснований концептуального анализа экстремальных и оптимальных условий бытия культуры нам представляется конструктивным принципиально различать: — драматическую ситуацию, в которой оказались как постиндустриальное общество на западе, так и посткоммунистическое общество на востоке, завершившие прохождение одного «цивилизационного цикла» и находящиеся теперь в ситуации выбора новой цивилизационной парадигмы — или «Нового мирового беспорядка», повторяя термин, одновременно и не вполне метафорически введенный в начале прошлого десятилетия американскими политологами З. Бжезинским и П. Дракером; — трагическое экзистенциальное положение человека в мире, в свою очередь находящее себе отражение в мировосприятииученого, не исключая и представителей современной культурологии.
Методы и подходы, использованные в ходе выполнения проекта
Проект нацелен на развитие взаимодействия гуманитарных наук, таких как история, эпистемология, лингвистика и психология с философской рефлексией для содействия пониманию тех сложных изменений, которые имеют место в современной культуре. Базируясь на мировом опыте междисциплинарных исследований культуры, настоящий проект направлен на поиск принципиально новых форм исследовательских практик и, в первую очередь, методологически выверенных междисциплинарных исследований, касающихся в целом культуры, языка, сознания, искусства, политики, общества в их динамичной целостности и взаимозависимости.
Эпистемологические проблемы, связанные с изучением такого рода сложных предметов, неизбежно выводят на уровень философской рефлексии. Таким образом, основываясь на достаточно интенсивном организационном, научно-исследовательском и профессионально дискуссионном опыте международного сотрудничества, творческий коллектив настоящего проекта ориентирован на развитие методологических и коммуникативных стратегий междисциплинарных фундаментальных исследований современной культуры, профессионально акцентируя внимание на изучение глубинной динамки ментальных структур.
Реализация проекта оптимальным образом содействует передаче и совместному использованию знаний по ключевым гуманитарным дисциплинам и методологиям, расширяет обмен научной информацией, укрепляет научные и институциональные возможности в области междисциплинарных и фундаментальных исследований инновационных процессов современной культуры; активизирует роль философской рефлексии в развитии стратегий взаимопонимания, толерантности, профессиональной компетенции и внутренней открытости к духовному росту; активизирует этическую ответственность нынешних поколений ученых за сохранение приоритетов общечеловеческих ценностей.
Исследовательский коллектив проекта в теоретическом отношении исходит из так интеграционного подхода к культурологии, рассматривающего ее как особую, междисциплинарную область знаний, сложившуюся при участии ряда научных дисциплин, прежде всего — философии и истории культуры, психологии и социологии культуры, антропологии и этнологии — однако же не сводимую к ним вполне и обладающую собственным предметом, определяемым в первом приближении (и в продолжение классического определения Э. Тейлора) как целостная совокупность знаний и умений, обычаев, навыков и других форм приобретенного поведения, а также отраженного в сознании человека мира артефактов, упорядочивающая, формирующая и придающая содержание человеческой деятельности на каждом этапе развития общества.
Весьма существенной нам представляется возможность использования форм дискурса, начинающаяся с общения представителей отдельных научных дисциплин, и заканчивающаяся выработкой собственного научного метаязыка.
Требуется создание принципиально новых форм исследовательских практик основанных на результатах корректного проведения междисциплинарных исследований, развивающих принцип холистического подхода к актуальным проблемам культуры, языка, искусства, политики, общества. Эпистемологические проблемы, связанные с изучением такого рода сложных предметов, неизбежно выводят на уровень философской рефлексии. Происходящий ныне в культуре поиск новых возможностей продуктивного синтеза философского, научного, художественного и религиозного опыта также требует фундаментальных, методологически выверенных исследовательских практик, предполагающих предельно внимательное отношение к «корневому (grassroot) пространству традиций».
Стр.: 1 2 3 4
|
